Имя Мравинского – одно из величайших среди имён дирижёров XX века. Пожалуй, никто из русских музыкантов на дирижёрском подиуме не получил столь безусловного признания и на Родине, и за её пределами. Признавая исключительность авторитета Мравинского, отметим, что его великое искусство явилось апогеем развития русской дирижёрской школы, прошедшей краткий, но бурный путь развития и становления. «Когда-то, слушая музыку, я испытал потрясение, как удар молнии или грома. Искусство должно потрясать. Иначе это не искусство». Эти слова Евгения Александровича Мравинского можно расценить и как главный девиз его творчества, его основной критерий. Величие Мравинского в его служении своему искусству, музыке, её творцам, в гигантском масштабе целей, которые он ставил себе и преданным ему музыкантам, в непрестанном поиске идеалов, совершенствовании средств для их постижения.
Среди великих дирижёров наиболее соответствующая фигура для сопоставления с Мравинским – Вильгельм Фуртвенглер, с которым Мравинского роднит многое. Это и непреклонность творческой воли, и невероятная способность воссоздавать сложнейшую партитуру во всей целостности и, одновременно, во всей многоплановости её проблематики, наконец, в безусловном примате этического начала в их искусстве. И Мравинский, и его старший современник Фуртвенглер были безусловно людьми своего времени, своей трагической эпохи, каждый из них был верным сыном своего отечества, пережившим судьбу своей страны, своего народа. Но оба великих мастера являются удивительным примером того, как их искусство, и они сами благодаря ему, стали явлениями вневременными и незнающими границ, служащими Миру и миру, обществу и обществам, человеку и Вселенной. Оба они исполнили свой долг служения прекрасному, воплотив в совершенных звуках извечное стремление к совершенству и гармонии, к красоте и добру, к вечности…

Мравинский был человеком русской культуры в её наиболее «европейском», петербургском проявлении. С Санкт-Петербургом, Петроградом, Ленинградом он был неразрывно связан всю свою долгую жизнь. Здесь он родился 22 мая (по юлианскому календарю) 1903 года. Он рос в семье очень музыкальной, высококультурной и своеобразной, принадлежавшей до русской революции к привилегированному слою общества. В 1920 году Мравинский поступил на естественный факультет Петроградского университета, но уже в это время он был связан с музыкой. Необходимость заработка в голодном Петрограде периода гражданской войны привела юношу в Мариинский театр на роль артиста миманса. Это скучное занятие позволило ему приобрести редкую школу. Ибо он был свидетелем и чутким наблюдателем работы таких великих артистов, как тенор Иван Ершов, создатель незабываемых образов в операх Вагнера, Федор Шаляпин, потрясавший своим гениальным даром певца-актёра, дирижёры Альберт Коутс и Эмиль Купер – да и весь ансамбль «Мариинки» ещё хранил тот высочайший уровень, на который он поднялся при Направнике.  В 1931-1938 годах Мравинский работает в бывшем Мариинском театре. Здесь его дебютом 20 сентября 1932 года стала «Спящая красавица» П. И. Чайковского с участием гениальной русской балерины Галины Улановой. Затем успех дирижёра был закреплён его следующими работами – балетами Чайковского «Щелкунчик» и «Лебединое озеро», А. Адана «Корсар» и «Жизель», Бориса Асафьева «Бахчисарайский фонтан» и «Утраченные иллюзии». Единственной работой в опере стала «Мазепа» П. И. Чайковского. В 1937 и 1938 годах произошли два события в жизни Мравинского, резко изменившие маршрут его творчества: от дирижёра музыкального театра к подиуму концертного зала. В 1937 году во время Декады советской музыки Мравинский впервые исполнил новинку – архигениальную Пятую симфонию Дмитрия Шостаковича, а через год буквально потряс своим прочтением этого «зеркала времени» слушателей и жюри Всесоюзного конкурса дирижёров, где завоевал первое место. Любопытно, что творческий союз Шостаковича и Мравинского (а о таком говорить вполне правомерно) возник тогда на основе полного равноправия. Сам Шостакович позднее пиал о своей работе над Пятой симфонией: «О каждом такте, каждой мысли Мравинский учинял мне подлинный допрос, требуя от меня ответа на все возникающие у него сомнения. Но уже на пятый день работы я понял, что такой метод является безусловно правильным. Я стал серьёзнее относиться к своей работе, наблюдая, как серьёзно работает Мравинский. Я понял, что дирижёр не должен петь подобно соловью…». Победа на конкурсе, судьбоносная встреча с Шостаковичем и назначение на пост руководителя Ленинградской филармонии определили будущее Мравинского. Главный дирижёр Ленинградского филармонического оркестра, ведущего свою историю от Придворного оркестра под управлением Гуго Варлиха, – преемник и наследник традиций Эмиля Купера, фактического основателя оркестра, Фрица Штидри и Александра Гаука, работавших с коллективом до него, Мравинский поддержал и развил традиции оркестра, поднял его уровень на небывалую высоту, навсегда связал с именем оркестра своё имя, своё искусство, свою судьбу.Тогда же, в 1938 году, Мравинский впервые записывается в студии: его дебют в грамзаписи – также Пятая симфония Шостаковича. В 1940 и 1941 годах он делает несколько замечательных записей в редкой технике «тонфильма», т.е. запись звука производилась на звуковую дорожку киноленты. В студии великий дирижёр работал постоянно до начала 1960-х годов, затем все известные его фонограммы выполнялись исключительно во время открытых концертов.

Затем была война, эвакуация оркестра (одного из культурных сокровищ страны) в Сибирь. 538 концертов оркестра в Новосибирске за годы войны. Возвращение в Ленинград, первые гастроли за пределами Родины, фестиваль «Пражская весна», триумфальные гастроли в европейских странах, запись трёх симфоний Чайковского фирмой Deutsche Grammophon, премьеры великих симфоний Шостаковича, небывалые достижения в интерпретации шедевров мировой классики. Мравинскому были особенно близки Чайковский и Бетховен, Брукнер и Брамс, Вагнер и Стравинский. Он был неподражаем в исполнении масштабных партитур и симфонических миниатюр. Обзор, даже поверхностный и фрагментарный, его репертуара, характеристика и анализ его интерпретаций небезынтересны, но пусть лучше эти шедевры исполнительного мастерства говорят за себя сами. Творческий и репертуарный поиски приводили Мравинского с течением времени к мудрому самоограничению и утончённейшему совершенствованию уже многократно игранного. Множество слушателей Мравинского становились свидетелями удивительного процесса постижения великим музыкантом великой музыки, слушая из года в год всё новое, что появлялось в прочтении Мравинским таких великих партитур, как Пятая симфония Чайковского или Пятая симфония Шостаковича. Как новая, вечная юная, как только что созданная музыка, звучала у Мравинского любая партитура. Всё, что составляло её высшую ценность, её зерно, раскрывалось великим мастером и в потоке звуков становилось достоянием внимающих им. И ныне, когда уже нет возможности быть сопричастным искусству Мравинского воочию, записи его концертов, труд, совершённый им в студиях звукозаписи, дают возможность снова встретиться с его гением, с его чудным даром нам, современникам Мравинского и его наследникам.

 Н. Гринёв